Главная » Статьи » Взгляд со стороны...

"Она с небес слетает к нам..."

            «Она с небес слетает к нам…»
  Книжечка стихов должна бы читаться в уединении, раскрывшись на случайной странице, и что-то делать с человеком. Облагораживать душу, что ли? Любимый мной с детства Тютчев  писал о поэзии:  «Среди клокочущих страстей/ …она с небес слетает к нам…/ с лазурной ясностью во взоре -/ и на бунтующее море/ льет примирительный елей». Не правда ли, выразительная ремарка – прямо к нынешним событиям?
В эти тревожные дни две последние  субботы апреля  были посвящены презентациям книг русских поэтов Одессы.  Собравшись вместе, люди не выкрикивали политические лозунги, а читали стихи.  Увы, сегодня публика стихов почти не читает.  Не об этом ли – Сергей Александров в своей новой книге «Взгляд из кроличьей норы», презентация которой состоялась во Всемирном клубе одесситов? «Станционный смотритель/ пустого перрона./ Все ушли поезда./ Провожающих нету».  Сценарий презентации был тщательно продуман – как на юбилейном вечере, когда перечисляются все заслуги: доктор интегративной медицины, автор семи поэтических книг, обладатель золотой есенинской медали Союза писателей РФ. Некоторые детали его творческой биографии были мне неведомы: оказалось, он основатель одной из самых первых литературных студий в Одессе шестидесятых, и уже в ту пору печатался в таком престижном журнале как «Юность». Был вхож и в студию тогдашнего отделения Союза писателей в Одессе – не случайно на вечер пришёл Станислав Стриженюк.
Сергей Александров  читал свои стихи - профессионально сделанные, с  «ударными строчками», как нас тогда учили.  В поэзии тогда была пора эстрады. Вот и в его стилистике есть нечто нарочито громкое, эстрадное. «И снимает планета/ ночную рубашку рассвета…» Ничего не скажешь – броско! Лишь потом соображаешь, что рассвет – это уж, конечно, не ночная рубашка!  Но такой крупный масштаб – требует и соответствующей личности. И приходится поневоле пыжиться. Читая книгу, мне много раз хотелось крикнуть, как Станиславский из зала: «Не верю!» Многое казалось  нарочито театральным и придуманным. А искал я строки, в которых дышат «почва и судьба». Изредка попадались – бесхитростные, без рифм.  Странное у меня ощущение от встреч с Сергеем Александровым и его книгами: и человек вроде бы славный, и отдельные строки  симпатичны, например, вот эти: «И жук-скарабей,/ словно старый еврей,/ всё катит в дом/ свой навозный шарик».  А в целом… Да не о себе ли он написал в стихотворении     «12-й стул»? Музыкант в Рио-де-Жанейро играет на рояле, сидя на стуле, под обшивкой которого бриллианты.  Если счесть бриллианты метафорой таланта – то хорошо ли давить свой талант «задним местом»? Хотя поэт уверен как раз в обратном, и восклицает: «Мой Пегас не ширпотреб,/ - а, бесспорно, эксклюзивный».  Но эксклюзивный Пегас ржёт, как  самый банальный жеребец: «Мы будем с тобой/ утешаться страстями». И становится досадно, что Пегас не доскакал, не долетел, не поднял автора в те небеса, в которых происходит нравственно-поэтическое преображение мира.
Людмила Шарга, напротив¸  выжимает из своего поэтического дарования максимум возможного. Она живёт и пишет на пределе дыхания, на пределе боли. Есть множество книг, в которых поэты  то плачутся на судьбу, то пытаются удивить  чем-то, создавая искусственные стихотворные конструкции. А эта книга – абсолютно искренняя и поражает какой-то душевной собранностью, я бы сказал, нравственной опрятностью. В новой книге стихов  «Яблоневые сны»   камертоном звучит тема «ностальгии по бытию».

По родным местам детства, по той полноте  восприятия мира, когда падаешь «спелым яблоком в сердце августа»…  В её стихах возникает очень русский женский характер, сильный,  способный любить жертвенно и самозабвенно. Едва ли не главной является в книге тема горькой любви, и поэт пишет об этом (если не считать  таких немногих стихотворений, как  «Мотыльковое») - на уровне высокой трагедии.  В одном из циклов она  рассказывает красивую легенду о «синдроме Ундины», о человеке, задыхающемся во сне.  Ундиной оказывается она – хранящая «ускользающее дыханье»: «бедный рыцарь,/ когда бы ты знал,/ что причина всех твоих бед/ таится в тебе/ и зовется …грехами». Уже нет ни рифмы, ни чёткого ритма, а есть задыхающийся от боли голос. И право нравственного суда.
Этим стихам – голым, как деревья зимой – я верю. В стихах памяти Анны Яблонской она спрашивает: «Что возьмёшь, судьба, за строчку?» И ответ – единственный: «Жизнь возьму./ И знай: другого/ не бывает счёта». Кажется, у большинства сегодняшних поэтов, в том числе и у одесских, «счёт» другой. Правда, такие стихи – традиционные, не броские, - отнюдь не обречены на успех, на публикацию в толстых журналах.  Зато нет ощущения, что где-то я уже что-то подобное читал. «Но первый признак того,/ что эти стихи – твои,/ то, что они всё больше и больше/ напоминают молитву». Вот – слово сказано. Поэзия – служение высокому – почти религиозное. У Людмилы Шарга один из главных символов, воплощающих в себе высокое  начало поэзии – Птица. Полёт. «Если мир оставляют птицы,/ он, как водится, обречён». Увы, это очень похоже на правду. Мир, не осенённый поэтическим крылом – погружается в свою прозу, которая становится удушливой, а то и кровавой.
…Третья книжечка – не была предметом презентаций. Мне её очень смущённо вручила немолодая женщина Светлана Паршенкова. Я знал её как человека, который в последние годы жизни замечательного поэта Игоря Павлова – дал ему приют в своей квартире, поил чаем, вёл долгие беседы, а заодно сохранил его рукописное наследие. Крохотная книжечка форматом с осьмушку листа,  - и всего шестьдесят страниц, и тираж …70 экземпляров. И в крайне лаконичном предисловии от автора: «Перед вами первая книжка моих стихотворений». Правда, если быть точным, то Светлана выпустила когда-то и книжку стихотворений для детей. Книжечка называется «Ещё не вечер». Вечер, Светлана, вечер!  Кажется, она не считала себя всерьёз поэтом, не относилась профессионально к своим стихам, «выделывая строчки», писала, как дышала. Но дышала – как поэт.
Под стихами даты – глядя на них, видишь, что был очень большой перерыв между стихами ранними и сегодняшними, написанными в последние несколько лет.  Среди них – посвящённые Ефиму Ярошевскому, Игорю Павлову… В стихотворении «Друзьям» она пишет: «Перестаю с годами быть собою/ пришелицей с созвездья Гончих Псов/. Узнаю человека романтического поколения шестидесятников. Вот написанное в самом начале шестидесятых: «И опьяненьем радостным измучены,/ - неузнанные чувства бродят в нас». Как точно! Юношеское открытие мира. А вот безрадостные девяностые - в стихотворении об увядающей сирени: «незаметно для всех погибаю,/ уходя в нереальные сны». А вот недавнее:  «Два небольших одиночества/ слились в большое одно». Не каждое стихотворение – шедевр,  иные стихи  кажутся стихотворными дневниковыми записями.  А между тем - книжка прекрасна своей абсолютной искренностью, в ней ни одного лживого и сказанного лишь «для красоты» слова. Поймём ли мы сегодня, живущие в мире, где так мало подлинного, что так прожитая жизнь и так написанная книга – событие?
    «Мне нужна распахнутая дверь» -  пишет Светлана Паршенкова. Тот же мотив и у Людмилы Шарга, только звучащий более драматично. Мужество жить с открытой дверью, открытой душой. Писать стихи – куда легче, чем быть поэтом, жить как поэт. Но, может быть, именно тогда – она и слетает к нам с небес,  поэзия. Или мы до неё дорастаем – высотой собственного духа.
                                        

  Илья Рейдерман.

Опубликовано в "Вечерней Одессе" 15.05.14.  с небольшими сокращениями

http://vo.od.ua/rubrics/kultura/29258.php
Категория: Взгляд со стороны... | Добавил: Charga (18.05.2014)
Просмотров: 583
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]